Зарубежная литература второй половины XX века

Литература как самый чуткий вид искусства стояла в зависимости от общественных процессов 2-й половины XX в. Она реагировала на национально-освободительное движение, на молодежное движение 60-х гг., на агрессию стран капитализма в Индокитае, на смену политических ориентаций правящих режимов и т. д. Литературное искусство в разных странах имеет свои национальные особенности, мы отметим лишь самые общие закономерности литературного процесса 2-й половины XX в.

Во 2-й половине XX в. стремительно расширяется международный диапазон литературы. На мировую арену выходят национальные литературы освободившихся стран Азии, Африки и Латинской Америки. Становятся всеобщим достоянием сокровища их древней культуры, ранее находившиеся в забвении.

Во 2-й половине XX в. становятся распространенным явлением международные литературные контакты.

В западной литературе ощущаются настроения пессимизма, обреченности, страха перед будущим.

Научно-технический прогресс и подвижки в общественных отношениях наложили отпечаток в тематике литературы. Космос, роботы, компьютеры стали объектами интереса многих писателей.

Вся западная литература делится на 2 больших пласта: “массовая” литература и “большая” литература. Массовая литература заполняла и заполняет полки книжных магазинов, она рассчитана на общий потребительский уровень, с целью отвлечь, развлечь, позабавить человека, пощекотать ему нервы и т. д. Обычно эта многотиражная литература создается по определенному шаблону (драматизация сюжета и сексуальные приключения, отождествление героя с читателем, “хеппи-энд” для улучшения настроения) и ничего общего с искусством не имеет, хотя случаются и исключения (например, английские шпионские и детективные романы).

В большой литературе происходят творческие поиски, которые влияют на литературный процесс, преобразуют литературу, развивают ее.

Демократический накал движения Сопротивления, когда под одной крышей объединились писатели совершенно разных эстетических убеждений, существенно повлиял на дальнейшее послевоенное творчество тех, кто участвовал в антифашистском движении. Это сказалось на развитии неореализма, характерного для Италии (романы Альберто Моравиа). Но вскоре временное единение ушло в прошлое, и литература стала представлять собой пеструю, разнообразную картину, в которой время от времени одни цвета менялись на другие, но количество их всегда было большим.

Мощным явлением литературы 2-й половины ХХ в. стала литература модернизма. Особенно ярко это проявилось в драматургии (театр абсурда или антитеатр, пьесы Ионеско и Беккета) и поэзии. Поэты отгораживались от реальности, предлагая себе и узкому кругу читателей реальность, созданную ими самими.

Виднейшим представителем французского модернизма является поэт Рене Шар. До войны он был сюрреалистом, в годы войны был командиром крупного партизанского соединения, в известной мере он разрушил герметизм своей поэзии, написав “Листки Гипноса” (1946) — дневник военной жизни партизанского соединения (“Между миром и мной нет досадной завесы”), но после войны Шар возвращается к новым экспериментам в поэзии. Его творчество очень разнообразно, своим учителем его считают авангардисты, заводящие поэзию в дремучие дебри, и поэты реалистического склада. Вот несколько афоризмов из произведений Шара: “В самую страшную бурю рядом отыщется птица, чтобы нас утешить” (“Встающие на заре”), “Вино свободы скиснет, если его не пить…” (“Возвращение с верховья”), “Чтобы вырасти, надо уметь волноваться” (“Тридцать три фрагмента”). “Тень твоя может коснуться даже навоза, но в тебе должно быть только святое” (“Спутники в саду”), “Не жалуйся, что живешь ближе к смерти, чем другие смертные”, “Не подражай людям, обладающим таинственным даром все запутывать” (“Встающие на заре”).

Формалистическими поисками — игрой слов, обыгрыванием отдельных слогов, непонятных неологизмов, занималась группа УЛИПО, созданная в ноябре 1960 г. Группа поставила своей задачей выработать правила конструирования стиха без поэтического вдохновения, как математике. Видными представителями группы были Рэмон Кено и Жак Рубо. Кено предлагал читателю самостоятельно складывать сонеты. Так строчки его сонетов разрезались и свободно листались, читатель мог, например, первую строчку первого сонета соединить со 2-й строчной второго, 3-ю — шестого и т. д. И могло получиться что-нибудь такое:

Удивляет всех эта серая равнина
Человек с вульгарным вкусом требует хороших стихов
Мы продрогли так словно стоим голышом на льдине
Римляне и Греки тщетно ищут свои слова.

Сборник назывался “Сто тысяч миллиардов стихотворений” (1961), эксперимент по взаимозаменяемости строк Кено продолжил в книге “Первоначальная мораль” (1975). Шедевры и ремесленные подделки создавались по одной технике — это считалось интересным и новым.

Преподаватель математики в Сорбонне Рубо предложил математическую поэзию. В 1967 г. вышла его книга “Эпсилон”, в которой автор хотел подчинить поэзию определенному ритму, правилам синтаксиса, даже если она не имеет смысла. Читать книгу нужно было по правилам японской игры, читая страницы то с белыми, то с черными отметками. Каждое слово автор хотел сделать холодной цифрой и криком. Поэтому в книге было и общественное звучание трагического разлада с миром:

я зол и мрачен в золе и прахе
в мои литавры грохочет время
влачу в пустыне аскезы бремя
мой лик вопит утверждая страхи
…
я тот которого кто-то режет
лезвием солнечного топора
я тот над которым пламя и скрежет
но скорбь хранит меня как нора
душит меня ночная гниль
кожу сдирает дневная гниль

         Перевод А. Парина

Видное место во французской литературе принадлежало Жаку Прево, который опирался на традиции Гюго и “умел разговаривать с народом”и откликался на происходящие события:

За кулисами прогресса
интегрируемые люди
интегрально занимаются
прогрессирующим разложением живой
терпящей бедствие материи.

Так Прево высмеивал вымороченные мысли, используя “заумные” слова и неологизмы.

Истины пленные,
Молодежь с забитым кляпом ртом.
Закрывают!
Если молодежь рот откроет,
то силой хода вещей
и силой порядка
рот ей заткнут.
Закрывают!
Но молодость, сбитая с ног,
дубинкой избитая, истоптанная,
от газа ослепшая,
поднимается, чтобы настежь открыть двери.
двери ветхого лживого
прошлого
Открывают!
Открывается жизнь,
солидарность
и свобода ясности.
         Май 1968

Так Прево реагировал на молодежное движение 60-х гг. Будучи новатором в поэзии, умелым “игроком” с элементами стиха, Прево не отгораживался от жизни.

Распространена была в Европе и “конкретная поэзия”. Конкретисты (А. Хинли, Э. Морган, Д. Фарнивал) предлагали создать систему знаков нового синтаксиса, предлагали стихотворения из 2-3-х слов многократно повторенных.

В 50—70-е гг. во французской литературе была распранена практика “нового романа” (“антиромана”). Писатели “нового романа” провозгласили технику традиционной повествовательной прозы исчерпанной и предприняли попытку выработать приемы бесфабульного, безгеройного повествования, т. е. роман без сюжета, без интриги, без истории жизни героев и т. п. “Неороманисты” исходили из того, что само понятие личность тоже устарело, поэтому писать есть смысл только о предметах или каких-то массовых явлениях или мыслях без конкретного сюжета и без характеров действующих лиц (“вещизм” у А. Роб Грийе, “магма подсознания” у Н. Саррот). В ряде случаев представители этого направления отступали от своих принципов, и их произведения получали содержательное наполнение (“Изменение” Бютора, “Вы слышите их?” Натали Саррот и др.). Их последователи “нового романа” зашли в тупик писательской технологии (Ф. Соллерс, Ж. Рикарду).

Литература 2-й половины ХХ в. была представлена произведениями критического реализма, неоромантизмом, новым реализмом, фантастической литературой и т. д. Каждая литературная держава (Франция, Англия, США, ФРГ) развивалась особо, поднимая в литературе животрепещущие проблемы, характерные для нее (в США — проблема негров, в ФРГ — проблема неофашизма, в Англии — антиколониальные идеи и т. д.) Но были и общие моменты, связанные с общеисторическими явлениями молодежного движения 60-х гг., прокатившегося по всем странам, угрозы ядерной войны, связанной с гонкой вооружений, и распространение пессимизма и неверия в прогресс.

Поэзией, принявшей в себя тревоги большого мира, стала поэзия “нового реализма” 70-х гг. (Франк Венай, Пьер Тильман, Патрис Дельбур, Даниэль Биг и др.). В ней много конкретики, мало патетики, она накрепко заземлена в типичной ситуации. Ее герой — человек, находящийся в стрессовой ситуации, болезненно реагирующий на любое прикосновение реальности.

Вы свели человеческую судьбу
к погоне за прибылью
за деньгами
за комфортабельной спячкой
среди груды вещей
заменивших вам смысл жизни
у вас нет ничего
вы заслужили крах который вас ожидает

         П. Тильман
         Перевод Н. Стрижевской

“Новый реализм” поглощен предчувствием угрозы, гибели человека не под бомбами, а под… вещами, стандартизации души, утраты личного начала. Но зачастую поэты не могут противопоставить этому натиску цивилизации ничего:

Во мне — одна пустота, я вижу
Пустые сны, живу на пустой желудок,
Целую с пустой душой.
…
Мне хочется принять решение,
Но я подожду немного.

         П. Тильман

Герой недоволен собой, но пассивен.

Тема одиночества, трагической судьбы молодого героя и бездуховности современного буржуазного общества отражены в произведениях Генриха Белля (“Глазами клоуна”, 1963; Ганс Шнир в одиночку хочет сразиться с политическим клерикализмом Западной Германии, пытается отстоять свою независимость. Преданный родителями и любимой женщиной, он оказывается без работы. Он не идет на поклон к богатым родственникам, а идет на вокзальную площадь просить милостыню. Шнир так выражает протест против респектабельных родителей и преуспевающего общества.), в романе американского писателя Джерома Сэлинджера “Над пропастью во ржи” (1951). В романе нет ни одного слова о маккартизме, но атмосфера лжи, лицемерия окружает главного героя, 16-летнего американского подростка Холдена Колфилда. Ему все осточертело, он поменял уже 4 школы, где много непорядочных, вороватых учеников, где директор школы лебезит перед богатыми родителями и еле заметно здоровается с бедными. Колфилд — нормальный подросток, он любит родителей, сестренку Фиби, но он не хочет жить так, как живут все вокруг, но как жить иначе, он не знает. Но ему очень хочется уберечь маленьких ребятишек от пропасти, которые играют рядом с ней во ржи.

Знаменитый фантаст Рей Бредбери тоже пессимистично смотрит в будущее. Его общество будущего в романе “451 градус по Фаренгейту” составляют бездуховные агрессивные люди, подчиненные власти вещей.